Поцелуй Первым - Манилова Ольга

Только об одном и думаю. Несмешно, а до этого вообще всю жизнь об этом не думал.

Скажу Алисе, что сейчас начну детдом новый строить. Или на ремонт завались денег дам. Еще на ожоговое отделение. И что там еще надо. Все решу. Зачем спорить о спорткомлексе, если проблема сразу будет решена?

Перед сумерками Алиса из двора музейного выходит, сегодня раньше чего-то.

Переживаю оплеуху шока, аж до сухожилий откат доходит, когда букет у нее в руках различаю.

Это что такое вообще?

Набираю скорость, она даже рассмотреть не успевает, а я веник выдираю.

Ошеломленная Алиса замирает, а я, оценив какие-то не розы, в мусорку их бутонами вниз фигачу.

— Это кто дарит такое?

Охренеть, там кто в этом музее работает? Вроде все пенсионеры. Кто подкатывает? Она…

… в грудь меня толкает.

Хорошо.

Разозлилась. До чего же сладкая даже на вид. Ненавидел вчера вечером больше всего на свете, а сегодня…

Алиса к мусорнику подходит, локон за ухо заправляя, и перед тем, как я ее остановить берусь… Вдруг подмечаю, что она сегодня по-другому выглядит. Не знаю, как-то надуманно красивее. И губы красным намазаны.

Она реально собирается веник из мусорника забрать!

— Я тебе новые куплю. Много и все. Больше, — выталкиваю я озлобленно.

Земля под ногами кратером оборачивается. Потому что складывается у меня все в одну картинку. Вот я вчера проститутку позвал, но трахать не стал, потому что я — это я.

И Алиса тоже может кого угодно позвать. За бесплатно. Да все побегут в очередь.

Одно только формирование мысли, что ее касаться кто-то другой будет, меня под ноль косит.

Под самый ноль.

Там, где границ и рамок нет.

Где никаких стопорнуться быть не может и не будет.

Как я раньше, блядь, не додумался? Я не позволю. Это даже до смехотворного ужасно. Конечно, я не позволю такому случится никогда. Даже дышать на нее никто не имеет права.

Алиса все-таки веник свой розовый достает и мне по лицу хорошенько хлещет. Перехватываю букет, и даже не выбрасываю.

Сейчас все мне расскажет, где самоубийцу этого отыскать.

— Это откуда такое?

— Ты! Ты! — со свистом от вдохов выталкивает она слова. — Ты совсем поехавший! Отдай сюда.

Удерживаю розовый ужас высоко на вытянутой руке, и она гневно глазами блестит.

— Кто подарил? В курсе, что у тебя я есть?

— В курсе, в курсе. После вчерашней твоей выходки все в курсе, что с ослом имеют дело.

Подумаешь, тачкой закрыл выход из музея до ночи. Они же археологические умники. Выкопали бы что-то там и пролезли.

— Верни мне мой подарок.

— Еще и подарок. А мне сказала, что цветы не любишь.

— Их уже подарили, — возмущается она. — Мне на день рождение. Всем коллективом дружным. Сечешь, дубина?

И вырывает веник у меня. Ну, потому что руку я уже опустил.

— Сегодня? День рождение? — стараюсь нормально интересоваться, а выходит калечно. У меня подарка нет. Точнее, есть кое-что, но разве подарок это? Я бы Алисе тачку новую подарил, если бы знал. Почему мне никто не сказал!

— Сегодня, — заводит снова волосы назад и избегает взгляда. — А теперь дай пройти. То, что ты делаешь называется сталкерство. И это не только противозаконно, но и неэтично. Ты поджидаешь меня тут постоянно.

Алиса дальше идет, и теперь вместе шагаем. Сумку на плече поправляет. Какая-то хрупкая сегодня. Игнорирую, как вчера сказала, что все кончено. Иначе не выплыву.

— Если ты со мной болтаешь постоянно, разве это преследование?

Поводит плечом, и снова цветы к себе прижимает.

Когда три квартала преодолеваем, спрашиваю даже осторожно:

— Ты машину продала? Чего пешком идешь?

Знаю уже, что продала.

— Да. И решила прогуляться сегодня. Можно? Или нужно разрешение у тебя, Кулаков, спросить и поумолять? — рассерженно спрашивает…

… но я это слышу. Легкую игривость. Она так постоянно за нос меня водила. И так от нее член всегда дубеет, но ей же недостаточно, и от этой недосказанности и намеков всегда колом стояло пуще прежнего.

Да, поумолять. Все отдам за это.

— Будто ты спросишь. Будешь праздновать… с ним?

— Да, — мрачнеет она.

Блин, момент испортил, и все испортил. А потому что этот… голодранец всегда дороже меня.

Я выкупаю, что Алиса тут пытается сделать с недавних пор. Меня вот, сиротинушку, никто не спас, и мамка не нашлась, а вот теперь Алиса героически спасет такого же паразита. Убережет от нелегкой судьбы!

Поможет ему исправиться! Прямо у меня на глазах.

Раз я уж таким вышел и ничего поделать нельзя.

Но я смотреть на паразита не могу. И потому что действительно напоминает… И потому что он с самого начала пытается ее у меня забрать. В процессе, он даже почти убил ее.

Нет, никакой пощады. Я снял с него обвинительную удавку и на этом все.

У него и так все есть уже!

Доходим до проспекта, где выходы нескольких клубов и баров гудят. Народ собирается. Мужиков и дрыщей — завались.

Когда проходим мимо второго клуба, загребаю ее ладонь. Они-то ничего не сделают, даже сразу взгляд переводят, но Алиса сама чуть ли не к обочине тылится. Не могу, когда она боится. Штырит физически меня от этого.

Потом руку ее не выпускаю, а она не выдирает.

Когда к дому ее подходим, неизвестная доселе тоска берет. Алиса еще и поворачивается ко мне целеустремленно.

— Спасибо, что до дома проводил, — вежливо начинает и я зубы сцепляю, — и… Вася… это невыносимо для… Перестань приходить. Мы выяснили, что мы…

— Я хоть завтра начну стройку нового детдома, — перебиваю я и пальцы ее перебираю в своей ладони, — и на ожоговое отделение дам. И что еще надо. Но главное, детдом. Все нормально будет.

Не понимаю, почему слезы у нее льются, и панически ищу слова. Почему это все должно решаться разговорами!

Я предлагаю конкретные действия!

— Это действительно не просто про детдом или спорткомлекс, — поднимает затуманенные слезами глаза. — Ты проигнорировал… мои чувства, когда решение принял. Я поняла обстоятельства. Иначе бы… не разговаривал бы с тобой. Но ты проигнорировал… меня. И обещание. А потом даже не видишь ничего плохого в этом.

— Я никогда не игнорирую тебя. Ты что-то не то говоришь. Это не так все.

— Вася, — она вытирает слезы и цветы опять к себе прижимает, — ты иногда относишься ко мне… будто я предмет, что обязан быть так-то и вот здесь. Я знаю, что ты не всегда специально. Но я… не могу так. Я — не предмет.

— Конечно, ты — не предмет, Алиса! — разъяренно оправдываюсь я. — Какой предмет еще! Ты самый живой человек из всех тут. Я… я перегибаю палку, да. Потому что меня кроет от тебя, сечешь? Кроет, понимаешь. Без шансов здесь.

Смотрит в сторону, губу прикусывая. Я чую момент слабости. Надлома. Ее нежная ладонь врать не может в моих пальцах.

— Я перечудил в тот день, когда примчался из города, а ты только очнулась. Собирался тебе по-другому все разложить. Я перегрелся и протупил. И ты знаешь, что малого я садить в тюрягу не собирался.

Она закрывает глаза на мгновение.

— Ты всегда и всех продавливаешь. Но это не про меня. Есть причина, по которой тебе не удастся меня просто продавить.

— Какая это? — хриплю я.

— Когда испытаешь это… когда это случится с тобой, тогда ты все поймешь, — грустно смотрит на меня.

Я, мать вашу, сейчас до Луны вздернусь и свалю серый шарик нафиг на землю. Что еще за «когда испытаешь». И грусть ее? Намекает, что я неполноценный эмоционально?

— А подсказки че не будет? Может одну букву открыть?

Она даже улыбается.

— Это то, что хочется получить в отношениях, но оно… просто так существует с другой стороны, а не просчитано или за что-то.

Не знаю, но неважно, что не знаю. Она усилия прилагает, чтобы объяснить. Значит, хочет результата. Хочет меня тоже. Элементарно, Ватсон.

Притягиваю ее к себе, она испуганно голову задирает. Веник дурацикй между нами. Ладонь ее еще у меня в плену. Целую сладостную кожу и пальцы. Смотрит на меня во все глаза, а я в ответ так же. Не выдерживаю, и прикусываю ей ребро ладони.